Малфой - мудрец, манипулятор, жертва мордобоя

[piterblad]

В мое первое «погружение» в мир Роулинг даже мысль о том, что можно соединить не то чтобы родственными узами – просто в «обычном» разговоре - Люциуса Малфоя и Гарри Поттера казалась нереальной. Да и отношение к обоим персонажам было… двойственное, их недостатки явно перевешивали то симпатичное, что было им присуще. Но вот попала в руки история, написанная Алтеей (www.snapetales.com/index.php?fic_id=32401) – и нереальность превратилась во вполне достоверную и очень даже естественную реальность. Причем еще до того, как из других рассказов цикла стало ясно, как менялся Малфой, как прожил он 20 лет до такой… значимой встречи. Нет, он не превратился в бело-пушистое олицетворение Добра и Света, он остался собой – аристократом до мозга костей, не принимающим пошлость и «магловость» в худшем смысле этого слова, эгоистом и прагматиком, но стал больше задумываться о том, что и кто его окружает. И в том же направлении двигался Поттер – теряя свою безрассудность, не только действуя, но сначала пытаясь оценить, чем его поступки могут обернуться. Так могло быть, так должно было быть, и наверное, поэтому макси-фик «Однажды двадцать лет спустя» был воспринят мной как абсолютно достоверная история, к тому же имеющая много перекличек с моей собственной жизнью.

По большому счету «Однажды двадцать лет спустя» - это рассказ о событиях, которые происходили через 19 лет после битвы за Хогвартс, о пути, который прошли герои от первой встречи («Гарри едва удержался, чтобы не плюнуть – самому стало смешно: до чего же сильны в нас бывают некоторые детские впечатления и привычки. Кажется, отвращение к Люциусу Малфою именно в неё у него и превратилось за эти годы.») до финала:
«- Ладно, - вздохнул Гарри, наконец, отвечая на это почти что отцовское, по ощущению, объятье.<…>
- Я очень надеюсь, Гарри, что мы с вами теперь будем видеться часто. Возможно, не так часто, как в этот месяц, - Люциус засмеялся, - но достаточно, чтобы не стосковаться. Вы обещаете?
- Куда же я теперь от вас денусь, - он рассмеялся тоже. – С радостью обещаю.»

всякие размышления-измышления, многословные и многоцитатные

Между этими сценами – меньше двух месяцев. Бурных и трагичных, заполненных разговорами, спорами, размышлениями, драками (!!!)… Путь двух абсолютно разных людей друг к другу, причем людей, живущих отнюдь не в безлюдных пространствах, путь, не только соединяющий двоих, но и меняющий отношения между семьями (а отчасти – и внутри семей). Путь, который нельзя было пройти без помощи тех, кто рядом. Путь, который начинался сугубо прагматично с обеих сторон – а завершился действительно искренним желанием быть рядом.

Кстати, вот «промежуточная» ситуация, охарактеризованная самим Гарри: «Дней десять назад он и во сне – ни в обычном, ни в одном из своих кошмаров – не мог бы представить, что вскоре будет сидеть в своём доме, где наверху лежит спасший его самого бывший министерский палач и бывший Упивающийся смертью Уолден Макнейр, в гостевой комнате тоже лежит едва не убитый его детьми Люциус Малфой, а его жена рассказывает волшебные сказки его семье и танцует с ним посреди ночи.»

Не буду сейчас размышлять о «долге жизни», время от времени связывающем семьи героев - это задумка интересная, многое «цементирующая», во многом определяющая сюжет, но не слишком меня увлёкшая. Да, изначально Поттер обращается к Малфою-старшему вынужденно, да, не менее вынужденно Малфой фактически поселяется в одной из комнат дома Блэков (а теперь – Поттеров). Но у обоих постепенно меняются и цели, и средства их достижения.

Малфой… О, он проницателен и остроумен, без напряжения иронизирует и легко может разрядить сложную ситуацию, ему нравится ставить Гарри в тупик – и давать ему оттуда выбираться… Абсолютно не стесняясь, он признает не самые лучшие черты своего характера или просто даёт сам себе весьма яркие характеристики («- Да я очень много кого не люблю, - засмеялся Люциус. – Я, собственно, скорее люблю очень немногих» и т.д.). Малфой не стесняется признавать свой эгоизм («Поймите правильно, но сейчас вы представляете для меня определённый интерес», «Я не спал нормально уже несколько суток, и чувствовать рядом человека, которому по-настоящему плохо, мне тяжело. Я, как обычно, поступаю исключительно эгоистично», и это лишь часть высказываний), не раз и не два твердит о том, что «Малфои не дружат», что его отношения с людьми определяются либо критерием «свой-чужой», либо откровенным прагматизмом – но поступками, кстати, то и дело это опровергает. При всём при том Малфою, уставшему за долгие годы от интриг, вранья, натягивания масок, импонирует взрывной характер Поттера, ему нравится, что оппонент говорит то, что думает, не пытаясь быть дипломатом… Кроме того, его опыт – опыт жизни, опыт общения семейный опыт, в конце концов, куда богаче, он чувствует, когда в Гарри растет внутреннее напряжение (и успевает его разрядить, причем порой – ехидно, порой – очень доброжелательно).

Люциус, конечно, манипулятор. Он умеет быть мягким и убедительным, позволяет себе оказаться смешным там, где нужно, может говорить «с нарочито назидательным видом, который выглядел ужасно потешно и явно призван был рассмешить собеседника», может пафосно (и при этом искренне) становиться на колени («есть вещи, о которых таким, как я таких, как вы просить можно только вот так»), может расплакаться (правда, в ситуации, в которой этому раскаянию можно удивиться – но сложно не поверить)… Но при этом Гарри (привыкший к тому, что его о чем-то просят, что на него надеются, что от него чего-то хотят) очень хорошо понимает - Малфоя отличает от других «необъяснимый, но вполне явный интерес к нему самому, умение рассказывать и желание поделиться, а не получить информацию» (я бы, правда, уточнил – «а не только получить информацию», ведь Люциус отличается еще и любопытством, на чём, в свою очередь играет порой Гарри).

Поттер. Поначалу он насторожен, ищет в словах и действиях Люциуса подвохи (а найти их не так уж и сложно), к тому же ему приходится учитывать, что ненависть к Малфоям Джинни (да и других Уизли) даже сильнее, чем изначально его собственная. Но постепенно ситуация меняется.

Вот первое рукопожатие, вот Гарри обнаруживает, что больше не выбирает слов и вообще чувствует себя в разговоре совершенно свободно.

Вот постоянная смена стиля общения – «с Малфоем вечно так получалось: шутки вдруг превращались в описание мироустройства, а серьёзные вопросы оборачивались фарсом»... Поттер и Малфой постоянно удивляют друг друга – Люциус неожиданными поступками, тем, что «Вы ведь никогда не скажете правды… но и на вранье я вас так ни разу и не поймал.». Гарри – уже упомянутой откровенностью, тем, что «Я порядочный человек.<…> Такие, знаете, тоже бывают».

Вот Гарри вскоре с удивлением замечает, «что общение это ему самому нравится – и почему, в конце-то концов, следует от него отказываться только лишь потому, что Малфой получает – или планирует получить от него – какую-то выгоду?»

Вообще, автор истории чаще показывает, что думает Гарри (поступки Поттера объяснимы размышлениями его самого, а поступки Малфоя – только размышлениями Поттера), но… его выводам не так уж и сложно поверить. По крайней мере, мне, ибо многие ситуации и мысли оказались вполне моими, многое было в разное время проверено «на собственной шкурке» (например, я абсолютно убежден в справедливости тезиса «чувство вины – бессмысленное чувство… оно только лишает сил и порождает слабость и иногда злость» и мне понятно, что Малфой, в полной мере испытавший это чувство вины – если не перед обществом, то перед семьей точно – имеет право говорить подобное).

Время идет, а напряжение - тает. И наоборот, крепнет понимание, появляется дружеская поддержка, желание делать друг для друга что-то хорошее...

Вот Поттеру приходится утешать Малфоя - «Гарри сперва растерялся, а потом, не в силах почему-то выносить это, пересел на ручку кресла и неловко обнял его за вздрагивающие плечи.»

А вот ситуация меняется - «Люциус молча взял его руку в свои и сжал – тихий, сочувствующий жест, сказавший куда больше, чем все его «понимаю». Гарри не стал отнимать руку – напротив, сжал его ладонь и так на какое-то время замер.»

Малфой от ехидных и точных замечаний («а вам нравится ваша власть надо мной. Приятно поймать на чём-то старого недруга, правда?») переходит к совершенно неожиданным - но вполне обусловленным развитием событий - поступкам («подошёл вдруг и коротко обнял его – вышло очень естественно и уместно.» ).

А Гарри, еще до того, как осознает родственные связи, соединяющие Поттеров и Малфоев, начинает ощущать душевную близость: сначала он вполне согласен с Люциусом («я-то ведь вам и не нравлюсь, и не интересую особо – так что с какой стати вам откровенничать?»), затем перестает считать того абсолютно чужим человеком... соглашается на брудершафт, а в какой-то момент...
«- Хорошо с вами, - неожиданно признался Гарри. – Я долго думал, как же точнее это определить: с вами очень легко. И никогда не бывает неловко. Это очень подкупает.»

К слову, о родственных связях. Я очень плохо знаю каноническую "поттериану", не представляю, насколько точной оказалась выстроенная Алтеей генеалогическая линия, согласно которой Поттер и Нарцисса троюродные брат и сестра, я понимаю, что автору это было нужно, чтобы Поттер объяснил себе «откровенный интерес к нему со стороны Малфоя, и его уже не в первый раз звучащую в разговоре заботу о чувствах старших Уизли», чтобы появилась одна из самых сильных (для меня) сцен, когда Гарри в очень напряженной ситуации надолго задерживается с возвращением домой - и обнаруживает собравшуюся родню "в расширенном составе": «Он прекрасно понимал, что кругом неправ – но ничего поделать с собою не мог. Ему было сейчас очень радостно и тепло – просто потому, что, как оказалось, соединить старую и новую части его семьи вовсе не так уж и не возможно, как он полагал прежде.»

Авторы фанфиков очень любят "определять" Поттера в сыновья Снейпу, но мне никогда это не казалось возможным, ни на какой грани "вселенной Роулинг". А вот то, что между Гарри и Люциусом возникают (и вполне логично, как показывает Алтея) отношения, "от которых отцовством веяло больше, чем дружбой" - я принял. В частности, с учётом реплики Драко («Я смотрю, мой отец тебя всё-таки получил. <…> Он ещё в нашем детстве хотел… Всё-таки он всегда получает желаемое»). Знающие меня (если забредут прочитать этот текст) поймут, а остальным придется поверить на слово - следующая сцена стала для меня абсолютно достоверной, мне понятны и Малфой, отбросивший эгоизм, цинизм, манипуляторство и прочее, и Гарри, который в момент весьма серьезного душевного напряжения почувствовал в Люциусе поддержку Старшего (не замену отцу и Сириусу - именно поддержку Старшего)

«- Смотрите, - он соединил ладони, а когда снова раскрыл, там лежал ярко-розовый цветок шиповника.
Люциус с улыбкой протянул его Гарри.
Это было настолько просто и так неожиданно – такое почти детское волшебство – что Гарри сперва растерялся, а потом совершенно неожиданно даже для себя разрыдался, кажется, не только удивив, но даже и напугав этим Малфоя.
- Что вы, - тот пересел ближе и обнял Гарри за плечи – Гарри прислонился к его плечу и даже не делал попыток сдержаться. Тот растерянно гладил его по плечам и по голове и шептал бесполезные ласковые слова – цветок он подвесил в воздухе, и в какой-то момент Гарри забрал его и осторожно пристроил себе на колено, всё не переставая плакать. Вместе со слезами уходила, наконец, тяжесть и боль этого дня – да и не только этого, вся усталость и сложность последнего месяца собрался здесь, вытекая с ними. – Как же вы устали, - тихонько проговорил Люциус – его движения становились всё медленнее, и в конце концов прекратились вовсе – теперь он просто сидел, обняв и прижав к себе Гарри.»

Если честно - я не вполне понял, в чём Гарри мог упрекнуть Малфоев (и Люциуса особенно), когда увидел свою "дочь" в заложницах у Эйвери-старшего. Понятно, что крышу ему снесло, но предположить, что это было подстроено... Ну разве что автору нужно было не только показать, что связавшая героев ниточка еще достаточно тонкая и легко может порваться, но и дать Поттеру, наконец-то, разбить Малфою нос...

«- Это не Лили! – услышал он самый отвратительный сейчас голос на свете. – Гарри, это не может быть Лили, это абсолютно не…
Гарри ударил очень коротко, даже не оглянувшись – он знал, что попал, и точно знал, куда именно.
<...>
Чуть поодаль на мостовой сидел Люциус Малфой, которому Гарри – он знал – только что сломал нос. И хорошо ещё, если обойдётся без сотрясения – бил он сильно. Рядом с ним стояла на коленях Нарцисса, уже успевшая убрать с лица кровь – впрочем, выглядел Люциус всё равно не слишком презентабельно. Драко тоже был рядом, но в отличие от родителей, он стоял, сложив на груди руки, и очень недобро глядел на Гарри.
А тот сейчас даже понять не мог, почему настолько легко поверил в предательство Малфоев, и чувствовал себя из-за этого отвратительно.»

Между прочим, и до этого Гарри, абсолютно не считаясь с разницей в возрасте (а позже и с родстовм), то и дело бросался в рукопашную («Гарри выругался и отшвырнул его – с такой силой, что тот не удержался на ногах и отлетел к столу, сшиб всё, что лежало на нём, и едва не слетел с него на пол», Гарри «закрыл дверь заклинанием, потом схватил того обеими руками за отвороты мантии мантии и с размаху впечатал спиной в стену» и т.п.). Доставалось Люциусу и от Джинни – а порой он и сам «подставлялся», разряжая обстановку («Малфой сделал быстрый выпад, и в следующее мгновенье в глазах Гарри заплясали звезды, когда кулак противника впечатался ему в глаз. Гарри ответил – и через минуту они дрались уже совершенно по-маггловски – и вот от этого Гарри действительно стало вдруг легче: каждый получаемый им удар словно бы заменял физической болью душевную, а каждый наносимый отдавал часть её на сторону»).

Впрочем, это так, детали... О манипуляторстве поговорили раньше, о мордобое - сейчас... Остался "Малфой-мудец"... Тут и просто, и сложно. А я и так увлекся. Поэтому просто несколько реплик Люциуса и диалоги.

- Давайте всё-таки разделим ответственность… Я никогда не понимал это гриффиндорское «мы все виноваты», «мы все сделали это» - кто все-то? Жена ваша это сделала? Или, может быть, дети? Они-то чем виноваты?

- Ревность – глупое, а главное – совершенно бессмысленное чувство, - возразил Малфой. – Подумайте сами: если к ней нет причин, то она неуместна, а если есть – то всё равно уже поздно, - он опять засмеялся – история явно доставляла ему самому огромное удовольствие, которое передавалось и его собеседнику.<…> Она происходит от неуверенности – в себе или в партнёре. В первом случае она обидна, во втором – оскорбительна.

- Однако самоуверенность ведь происходит от любви к себе, а не от незнания… а перед вами я больше не вижу смысла изображать что-либо.
- Почему? – искренне удивился Гарри.
- Мы уже слишком хорошо познакомились, - пожал он плечами, - и вы мне интересны. Играть хорошо перед чужими – а делать это перед кем-то, кто тебе любопытен – себя обкрадывать.
- Это интересно, - признал Гарри вслух. – И очень глубоко.
- А по-моему, как раз здесь всё очень просто, - он легко улыбнулся. – Я очень люблю играть, но надо знать, где, когда, с кем и зачем. В вашем случае я не вижу ни единой причины – а быть собой всегда лучше всего. Потому что кто для вас может быть лучше вас? – он засмеялся, и Гарри уже не понимал, шутит ли он сейчас.

- Простите меня, - Гарри слегка отстранился и с болью заглянул в его сияющие и невероятно счастливые сейчас глаза. – Я… я решил, что вы меня предали. Что вы лгали… всё это время.
- Да бросьте, - отмахнулся тот. – Гарри, я уже говорил вам: симпатия и близость – совершенно разные вещи… настоящее доверие строится на второй, а совсем не на первой. Вам пока вообще не с чего доверять мне. Всё хорошо! Вы всё сделали правильно. Ну, пойдёмте же, - он потащил было его к остальным, потом остановился и, обернувшись, коротко бросил через плечо: - Мы сейчас, - и вывел его за дверь. – Ну что такое? – спросил Люциус, закрывая её. – Гарри, у вас такой вид, будто случилось что-то ужасное… что опять стряслось?
- Ничего… если не считать, что я сегодня сам предал вас, - негромко ответил он.
<…>
- Гарри… я очень люблю вас – но ненавижу в вас это вот гриффиндорство. Право, всё что угодно – но это же просто… ну невозможно. Вы же уже взрослый человек! Какое предательство?! Вы меня знаете от силы месяц! О чём вы вообще? Выкиньте вы это из головы! Я сам бы, увидев у него в руках Кори, позабыл вообще обо всём. Забудьте, - он снова обнял его. – Ну же?

Есть там и еще интересные разговоры, в частности, очень важный для меня - о дружбе и о "своих", разговор, который весьма коррелирует с темой мальчишеской дружбы (на которую выходят юные Джеймс и Альбус), с дружеско-братскими отношениями героев другого фанфика Алтеи (о нем я тоже уже размышлял), с моими взглядами на дружбу и дружество... Но это - тема отдельной записи. А когда она появится - не знаю